– Возможно, – кивнул Ион. – Кто эти люди, что сидят на скамейках?
– Местные жители. Они отыгрывают свою часть реконструкции. В данном случае – пассажиры.
Ион посмотрел на начальника. Теперь тот уже не казался учителю стандартным свинообразным с комплексом вахтера. Возможно, он тоже просто играл свою роль.
– Где вы взяли материалы? – спросил Ион.
– Купили у настоящих Осокорков.
– Так вот почему там все стены оказались демонтированы, – догадался Ион. – Вы выдрали оттуда весь интерьер и приволокли сюда.
– Не выдрали, а честно купили. И всего лишь часть интерьера. Больше половины мы создали своими силами.
– А почему вы не воссоздали собственную станцию?
– Слишком тяжело. Станция Харьковская довоенного времени – чересчур сложная модель для реконструкции. Воссоздать Осокорки было намного проще. Как видите, все получилось!
– Ничего не могу сказать, кроме того, что вы молодцы, – признал Ион. – Хотя я и не понимаю, зачем все это было нужно. Если всего лишь бизнес, построенный на чувстве прекрасного… черт побери, почему бы и нет?
– Вот именно, – кивнул начальник. – Почему бы и нет, черт возьми! Впрочем, если вам пора идти…
Ион обернулся. Эльза куда-то пропала.
– Эй, – забеспокоился Ион, отходя прочь. – Ты где?
И тут же увидел девушку. Эльза сидела у западной стены, на рельсах, и что-то увлеченно рисовала на стене.
Начальник тут же побагровел.
– Нехорошо, – проворчал он. – Совсем нехорошо. А я вас принимал за порядочных людей.
– Да я сам удивлен. Минутку…
Ион спрыгнул с платформы, взял Эльзу за плечи. Эльза заныла и начала вырываться. В ее руке был зажат кусок угля, которым она пыталась продолжить рисунок, представлявший собой мешанину непонятных кривых линий.
– Где ты взяла уголь? – спросил учитель, пытаясь вырвать у нее инструмент для рисования. – Здесь нельзя рисовать!
За спиной он услышал шаги. Обернулся.
Начальник стоял в сопровождении трех человек при оружии.
– Вандализм в музее, – изрек он. – Рисунки на стенах… я не предупреждал, что это запрещено, так как считал, что умные люди должны кое-что понимать.
– Она больна, – попытался оправдаться Ион. – Она не понимала, что делает. Прошу вас. Это недоразумение. Это больше не повторится.
– Вы испортили нам стену, – настаивал начальник. – С этой плиты уголь так просто не смывается. Платите штраф, иначе будете арестованы.
Ион беспомощно посмотрел на рисунок.
– Какой штраф? – спросил он, глядя на скопление линий на стене.
– Это дорогая стена. Здесь патронами не отделаешься.
– Так сколько?
– Ваш автомат. Весь, целиком.
Ион думал недолго.
– Годится, – сказал он.
Начальник поднял брови. Похоже, он ожидал торга.
– Но вы дадите мне клочок бумаги и карандаш, чтобы я мог срисовать этот рисунок, – добавил учитель. – Автомат – ваш.
– Договорились, – сказал начальник. – И, разумеется, вам придется смыть этот рисунок со стены. Это будет долго, так что…
– До войны люди тоже рисовали на стенах, – произнес учитель. – Считайте это частью вашей реконструкции. Приближением к реальности.
Ион понятия не имел, рисовали ли люди на стенах метро раньше, но это его не сильно заботило.
– Хорошо, – неуверенно сказал начальник. – Рад, что хотя бы вы оказались благоразумны.
Через минуту Ион уже перерисовал каракули Эльзы, сунул кусок угля в карман и погладил Эльзу по спине, стараясь успокоить. Автомат, полученный от сталкеров, уже перешел в собственность музея.
– Благодарю, – сказал начальник. – Прошу вас покинуть станцию.
– Пошли, – тихо сказал Ион, толкая Эльзу перед собой. – Все в порядке. Идем.
Они миновали загадочный музей Осокорков и вскоре оказались в мрачном южном туннеле. Через сотню метров Ион остановился, взял Эльзу за плечи и прислонил ее к стене.
– Мне кажется, я понял, почему ты рисовала там, – сказал он. – Тебе был нужен свет, верно? Нужно было особое освещение, чтобы рисовать опять.
Эльза смотрела на него широко открытыми глазами, не мигая.
– Тогда, на выходе из столицы, я просил тебя порисовать. Но ты не стала. Потому что там было темно. Даже при двух фонарях было темно. На поверхности у тебя не было ни угля, ни карандаша, а солнце скрывалось за тучами. И только тут тебе хватило освещения. Ты что-то вспомнила, верно? Что означали эти рисунки, Эльза?
Девушка продолжала молчать. И все равно, у Иона забрезжила надежда.
– Ладно, – сказал он. – Все будет хорошо. Ты – умничка. Пойдем, всего одна станция осталась. И мы на месте.
Когда музей остался позади, Ион решил, что сделал ошибку, отдав автомат. Наверное, можно было договориться о каких-нибудь других способах выплаты штрафа. Покрасить заново поезд, начитать своим голосом станционные оповещения, поработать чертовым диспетчером с сияющей улыбкой, наконец. Но не отдавать автомат. На худой конец, пригрозить страшными санкциями со стороны столичной администрации. Но что сделано, то сделано. Если он прямо сейчас вернется обратно, то будет слишком уязвимо выглядеть. Ион согласился бы и на это, будь у него хоть малейшая надежда, что автомат ему вернут. Теперь же его попросту не пустят назад. И хорошо, если не начнут стрелять вслед.
И все это из-за какого-то рисунка!
Ион вытащил листок, вгляделся в него при свете фонаря. Никаких идей к нему не пришло. Наверное, это всего лишь простые каракули. Местами были знаки, похожие на чередование прямых и окружностей. Нули и единицы?
– Ты можешь рисовать только при конкретном освещении, – сказал учитель. – Не больше и не меньше. В Датаполисе иногда тебе удавалось найти его. Потому ты и рисовала, верно? И дело не в том, чем рисовать. Уголь тут ни при чем.